«"Повести гор и степей" (по ранним повестям "Джамиля", "Тополек в красной косынке"). "Повести гор и степей (по ранним повестям Ч

Открытый урок "Я буду рисовать Джамилю и Данияра (Ч.Т. Айтматов. Повесть «Джамиля». Образы главных героев.)", 9 класс"

(Ч.Т. Айтматов. Повесть «Джамиля». Образы главных героев.)

Тип урока : урок –мастерская

Урок был проведён в рамках муниципального Фестиваля открытых уроков "Молодые - молодым".

Скачать:


Предварительный просмотр:

Я буду рисовать Джамилю и Данияра

(Ч.Т. Айтматов. Повесть «Джамиля». Образы главных героев.)

Тип урока : урок –мастерская

Материалы : листы заданиями по вариантам и цитатами из текста повести, презентация.

Цели урока:

Образовательная: познакомить учащихся с повестью Ч.Айтматова «Джамиля»; формировать знания определенных понятий (антропонимика, архетип, лейтмотив); показать нетрадиционные эффективные способы и методы анализа текста.

Развивающая: способствовать совершенствованию умений и навыков словесного рисования при анализе образов; умений и навыков анализа семантики отдельных (ключевых) слов, умений применять теоретические знаний из теории архетипов, антропонимики, культуры России и Киргизии на практике; развивать ассоциативное мышления, творческие способности учащихся.

Воспитательная: способствовать формированию интереса учащихся к другой стране, другой культуре (Киргизии); ориентировать на толерантность в восприятии обычаев других народов; развивать умение слушать и слышать друг друга, учить уважать, понимать и принимать мнения других людей.

Ход урока:

  1. Организационный момент:

Здравствуйте, садитесь. Сегодня на уроке мы знакомимся с произведением киргизского, русского, мирового писателя – Чингиза Айматова.

2 . Актуализация необходимых чувств, создание фона для дальнейшей работы:

И начнем мы наш урок с прослушивания киргизской колыбельной. Смотрим на меняющиеся слайды с видами Киригзии, кто хочет глазки можно закрыть. (презентация)

Вспоминаем, думаем, мечтаем.

(создается фон для дальнейшей работы – атмосфера доверия, откровенности)

*наводящие вопросы:

Кто поёт колыбельную? Кому? Какие чувства испытывает мать к ребёнку? (любовь, нежность, доверии, теплоту, заботу и т.д.)

  1. Целеполагание:

Да, мы будем говорить о любви, о нежности. И будем рисовать. Словом.

Как думаете кого? (Джамилю и Данияра )

Я БУДУ РИСОВАТЬ ДЖАМИЛЮ и ДАНИЯРА - на доску на цветной бумаге на магнитной ленте.

  1. Работа с текстом:

Обратимся к цитате, которая у каждого из вас есть на листочках (перед каждым учащимся листочек с необходимыми для урока цитатами из текста и заданиями по вариантам)

Ученик (мальчик) читает цитату:

(эта цитата из текста пойдет лейтмотивом через весь урок)

4. Работа по вариантам:

Не секрет, это давно известно, что имя человека несёт в себе гораздо больше информации, большую нагрузку, чем кажется, выполняет не только назывную фунцию. Значение имени часто таит в себе информацию о его обладателе, оказывает влияние на его судьбу.

Занимается этим наука антропонимика (на доску на тонированной бумаге на магнитах) . Это наука, изучающая собственные имена людей.

Знаете ли вы, что означает ваше имя? (ответы, примеры: Андрей – мужественный, отважный, Сергей (с римского) – высокий, высокочтимый, Николай – победитель народов, Даниил – мой судьбы Бог (Бог мне судья), Валерия (с лат.)– крепкая, здоровая, бодрая, Ангелина – благая вестница, Кристина (с латинского) – посвященная Христу, христианка

4.1. Объяснение задания:

1 вариант девочки :

Опишите девушку, имя которой в переводе с арабского означает «красивая», «красавица», «прекрасная» (Словарь личных имен), которая заряжает энергией, обаятельна, но нуждающаяся в поддержке. Какая она?

(Это Джамиля , но дети об этом не знают)

2 вариант девочки:

Ваша задача описать девушку, чье имя восходит к мужскому имени, что с арабского означает «раб аллаха». Какая она? Оказывает ли влияние на ее жизнь то, что имя производное от мужского?

(Это Джамалтай (как называл Джамилю Данияр), но дети об этом не знают)

Мальчики 1 вариант:

Это мужчина, имя его в переводе с тюркского значит – с тюрксого «дар солнца», «обладатель знаний». Каким он мог бы быть? Внешность, привычки, характер?

(Это Данияр, но дети об этом не знают)

Мальчики 2 вариант:

- значение имени этого мужчины в переводе с арабского «истинный», а также «верный, преданный, искренний, чистосердеченый». Как вы себе его представляете?

(Это Садык, но дети об этом не знают)

4.2. Работа с женскими образами, словесное рисование:

Делимся словесными портретами, пытаемся НАРИСОВАТЬ образ.

1 вариант (примеры ответов): нежная, доверчивая, нуждающаяся в заботе, очень красивая, длинные волосы, светлые глаза, возможно, работает в сфере медицины, оказывает помощь людям, животным, и сама нуждается в помощи.

2 вариант: сильная, гордая, самодостаточная, уверенная в себе, вероятно, одинокая, карьеристка, красивая, стройная, не нуждается в защите, но доверчивая.

5. Фронтальная работа с классом:

У нас получились два противоположных женских образа.

Совсем разные девушки, так? (соглашаются)

Открою секрет – девочки 1 и 2 варианта описывали одну и туже девушку – Джамилю .

Джамалтай её называл Данияр.

Обратимся к тексту (среди прочих цитат на листочках у каждого учащегося)

О чём может говорить наличие в человеке, в женщине двух противоположностях, сочетание мужских и женских качеств?

5.1 Актуализация знании из теории архетипов :

Помните, на прошлом уроке мы говорили о женских архетипах? (женщина-мадонна, женщина-вакханка)

В чём разница между ними? Кто такая женщина-мадонна? Женщина-вакханка? В Джамиле они оба имеют место быть.

Но! Давайте разберемся, откуда взялось это противоречие? Какова истинная природа Джамили?

6. Фронатльная работа с классом, работа с текстом:

(фрагменты текста есть на распечатках)

1) «Джамиля с детства гоняла с отцом табуны, - она у него была одна, и за дочь и за сына, - но в характере у нее проявлялись какие-то мужские черты, что-то резкое, а порой даже грубоватое. И работала Джамиля напористо, с мужской хваткой. С соседками ладить умела, но если ее понапрасну задевали, никому не уступала в ругани, и бывали случаи, что и за волосы кое-кого таскала».

- Откуда появились у Джамилия мужские черты? (из детства, когда гоняла с отцом табуны и была у него за сына и за дочь)

2) «Мать (свекровь, байбиче) видела в Джамиле, в ее прямодушии и справедливости равного себе человека и втайне мечтала когда-нибудь поставить ее на свое место, сделать ее такой же властной хозяйкой, такой же байбиче, хранительницей семейного очага.

Благодари аллаха, дочь моя, - поучала мать Джамилю, - ты пришла в крепкий, благословенный дом. Это твое счастье. Женское счастье - детей рожать да чтобы в доме достаток был. А у тебя, слава богу, останется все, что нажили мы, старики, - в могилу ведь с собой не возьмем. Только счастье - оно живет у того, кто честь и совесть свою бережет. Помни об этом, соблюдай себя!..»

Параллельно с работой учащихся учитель на доску прикрепляет (тонированная бумага с магнитами на обратной стороне) в ДВА СТОЛБИКА:

- НА РОЗОВОЙ БУМАГЕ СЛОВА: «КРАСИВАЯ», «ДЖАМИЛЯ », «МАДОННА» «БЛАГОСЛОВЕННЫЙ ДОМ», «ДЕТЕЙ РОЖАТЬ»

НА БЛЕДНО-ГОЛУБОЙ БУМАГЕ: «ВАКХАНКА», «ДЖАМАЛТАЙ»,«РЕЗКАЯ», «ГРУБАЯ», «ХВАТКА», «СНОРОВИСТАЯ»)

Позже «РАБ АЛЛАХА»

Какой женский архетип реализуется в данном случае? (женщина-мадонна) В чём счастье женщины, следуя этой логике? (детей рожать да чтобы в доме достаток был)

Можно ли говорить о том, что Джамиля сама этого желает?

Чьё это желание? Кто Джамиле навязывает эту женскую позицию? (байбиче – свекровь)

Женский образ свекрови, байбиче к какому женского архетипу можно отнести? (женщина-мадонна)

Для киргизского народа, какой вариант женского архетипа будет являться традиционным, приемлемым?

Какой можем сделать вывод?

* наводящие вопросы:

Изначально, с детства для Джамили характерны мужские черты, «что-то резкое, порой грубоватое».

Но, вспомним, что хотела, о чем мечтала девушка из ваших словесных портретов со значением имени «красивая» и нуждающаяся в поддержке? (сильного мужчину рядом, любви, опоры) .

Опять возникает противоречие: не увязывается образ, созданный по имени с образом Джамили сюжетной.

Вспомним, кто называет Джамилю Джамалтай? (Данияр)

А кто ОНА для НЕГО? (любимая, родная, он её понимает как никто другой и это взаимно)

Имя Джамалтай, несмотря на то, что восходит к мужскому имени и реализует как раз ту «мужскую» сторону Джамили, в переводе с арабского, мы помним, означает «раб аллаха».

А раб это…? (человек покорный, готовый служить, человек переступивший через своб гордость)

(+ НА ДОСКУ ДОБАВИТЬ «РАБ АЛЛАХА» на РОЗОВОЙ БУМАГЕ и СТОЛБИКИ СМЕШАТЬ, СДЕЛАТЬ ОДИН), чтобы продемонстрировать как в одном образе умещаются противоположности.

7. Работа с мужскими образами, словесное рисование.

Вновь обратимся к цитате, с которой начали урок:

Я буду рисовать Джамилю и Данияра. Я зажмурил глаза и очень точно представил себе Данияра и Джамилю такими, какими я их изображу. Казалось, бери кисть и краски и рисуй.

Мы почти нарисовали ДЖАМИЛЮ, будем рисовать мужской образ…

Мальчики 2 вариант, которые создавали портрет мужчины, чье имя в переводе с арабского означает Какой он?

(слушаем варианты словесных портретов: крепкий, широкоплечий, невысокий, добрый, готовый помогать и т.д.)

Догадываетесь ли вы, какого героя из повести Айтматова «Джамиля» описали сейчас? (варианты Данияр, кичине бала, Садык и др., вероятнее всего Данияр)

Почему Данияр? (он искренний, это можно проследить по его песням, по отношению с Джамилей)

Оставим его имя пока в тайне.

Мальчики 1 вариант, которые описывали мужчину, имя которого в переводе с тюркского значит – с тюрксого «дар солнца», «обладатель знаний». Какой он? Кто он?

(слушаем варианты словесных портретов: уверенный в себе, возможно он учитель или коуч, он загадочный, таинственный, красивый, высокий и т.д.)

Вероятно, тоже Данияр, следуя логики разбора имени Джамиля.

Почему Данияр? (он знает некую истину, знает многое о земле родной, о войне, о людях и т.д.)

Итак, это действительно так: последний мужской образ это Данияр – мужчина имя которого переводится как «дар солнца», а вот предыдущий образ – это Садык . Законный муж Джамили. Тот самый, который в самом конце письма с фронта «вроде бы второпях, Садык приписывал: «А также шлю привет моей жене Джамиле…»

Как реализуется в этом образе семантика имени «истинный», а также «верный, преданный, искренний, чистосердеченый».

Обратимся к тексту:

Вот то-то и оно. А чем Садык не муж, чем не хозяин? Первый джигит в аиле!

Изменник! - крикнул мне в лицо Садык. (крикнул кичине-бала, когда увидео его рисунок с изображением Джамили и Данияра)

Писать письма на имя жены просто неудобно, даже неприлично. Так считает не только Садык, но и каждый уважающий себя мужчина. Да тут и толковать нечего, так уж было заведено в аиле, и это не только не подлежало обсуждению.

Итак, как реализуется значение имени «Истинный»? (в контексте повести значит «настоящий», «законный» муж Джамили»)

Верный и преданный? Кому или чему верен Садык?

(«преданный» и «верный» традициям своего народа, киргиз, джигит, это, в том числе, следует из его письма родным)

Вернемся к Данияру. Его имя переводится как «дар солнца» и «обладатель знаний».

Сейчас я прошу вас написать свои ассоциации со слово «солнце»

Ассоциации со словосочетанием «дар солнца»

НА ДОСКЕ СТОЛБИК рядом со столбиком Джамили НА Т.СИНЕЙ БУМАГЕ : ДАНИЯР, «ДАР СОЛНЦА», «ОБЛАДАТЕЛЬ ЗНАНИЙ», «МУДРЫЙ», «ДОБРЫЙ», «ВЛАСТНЫЙ», + позже «АЛЛАХ)

Ассоциации со словом «солнце»? (варианты, которые звучали: свет, тепло, предводитель, непостижимое, бог) . «Дар солнца»? (варианты : тепло, пища, жизнь)

Киргизы в большинстве своём представители какой конфессии? (мусульмане)

Мусульмане называют как называют Бога? (аллах)

НА ДОСКУ В СТОЛБИК к «Данияру» - «АЛЛАХ»

- Смотрим на доску (на столбик в Джамилей) – «раб аллаха». Одно из значений имени Джамалтай, имени, которым называл Джамилю Данияр – это «раб аллаха».

Какую видите связь между эти двумя образами: Джамиля и Данияр? Пока на уровне семантики имён. (Он – Бог, аллах. Она – раб аллаха. Они идеально подходят друг другу. Возможно, они предназначены друг друга судьбой, на небесах)

И снова обратимся к нашей повторяющейся лейтмотивом цитате (мальчик):

Я буду рисовать Джамилю и Данияра. Я зажмурил глаза и очень точно представил себе Данияра и Джамилю такими, какими я их изображу. Казалось, бери кисть и краски и рисуй.\

НА ДОСКУ: ЦВЕТНЫЕ ПОРТРЕТЫ ДЖАМИЛИ из фильма Ирины Поплавской «Джамиля» (1969 год).

8. Рефлексия с выводами (в рамках урока-мастерской):

Мальчик, кичине-бала нарисовал свою «джене» - Джамилю. Это мы узнаем из текста повести и из фильма Ирины Поплавской «Джамиля» (1969 год).

НА ДОСКЕ: ЦВЕТНЫЕ ПОРТРЕТЫ ДЖАМИЛИ ИЗ ФИЛЬМА

Нарисовал он и ту картину, «о которой давно мечтал. Нетрудно догадаться, что на этой картине изображены Данияр и Джамиля. Они идут по осенней степной дороге. Перед ними широкая светлая даль» и…?

Эта цитата есть у вас на листочках – она последняя. Завершающая.

Дорисуем эту картину. Какие они НАШИ Джамилия и Данияр? Что окружает их? Какие краски, цвета? Как они идут? Держатся за руки? Разговаривают? О чём? Поёт ли Данияр? О чём его песня?

НА ФОНЕ – киргизская колыбельная, которая звучала в начале урока.

(слушаем ответы, среди вариантов: они идут вместе, плечом к плечу, лицом к нам, мы видим, что Дамиля улыбается, Данияр что-то нежно говорит ей; они шли вместе, но вдруг Джамиля в свойственной ей манере, вдруг побежала в сторну, по лугу, Данияр догоняет ее, они свободны, они бегут и смеются; они идут спиной к нам, вдаль по дороге, держатся за руки; краски еленые, желтые, голубое небо; цвета приглушенные и т.д.)

ВЫВОД:

Сегодня на уроке мы с помощью словесного рисования создали свои картины: портреты Джамили и Данияра по отдельности и вместе (пейзаж с двумя фигурами как у Ренуара?) . Картины наши получились объемными, глубокими, многоцветными, с использованием разных материалов, красок, текстур. Такими, какими создал своих героев в повести «Джамиля» Чингиз Айтматов и такими, какими увидели и воссоздали мы.

Спасибо за урок!


Джамиля

Перевод с киргизского А.Дмитриевой

Имя киргизского прозаика Чингиза Айтматова широко известно советскому читателю. Его произведения переведены на многие языки мира.

В книгу вошли отмеченные Ленинской премией "Повести гор и степей" ("Джамиля", "Первый учитель", "Тополек мой в красной косынке", "Верблюжий глаз") и повесть "Материнское поле".

Сверстникам моим,

выросшим в шинелях отцов

и старших братьев

Вот опять стою я перед этой небольшой картиной в простенькой рамке. Завтра с утра мне надо ехать в аил, и я смотрю на картину долго и пристально, словно она может дать мне доброе напутствие.

Эту картину я еще никогда не выставлял на выставках. Больше того, когда приезжают ко мне из аила родственники, я стараюсь запрятать ее подальше. В ней нет ничего стыдного, но это далеко не образец искусства. Она проста, как проста земля, изображенная на ней.

В глубине картины - край осеннего поблекшего неба. Ветер гонит над далекой горной грядой быстрые пегие тучки. На первом плане - красно-бурая полынная степь. И дорога черная, еще не просохшая после недавних дождей. Теснятся у обочины сухие, обломанные кусты чия. Вдоль размытой колеи тянутся следы двух путников. Чем дальше, тем слабее проступают они на дороге, а сами путники, кажется, сделают еще шаг - и уйдут за рамку. Один из них... Впрочем, я забегаю немного вперед.

Это было в пору моей ранней юности. Шел третий год войны. На далеких фронтах, где-то под Курском и Орлом, бились наши отцы и братья, а мы, тогда еще подростки лет по пятнадцати, работали в колхозе. Тяжелый повседневный мужицкий труд лег на наши неокрепшие плечи. Особенно жарко приходилось нам в дни жатвы. По целым неделям не бывали мы дома и дни и ночи пропадали в поле, на току или в пути на станцию, куда свозили зерно.

В один из таких знойных дней, когда серпы, казалось, раскалились от жатвы, я, возвращаясь на порожней бричке со станции, решил завернуть домой.

Возле самого брода, на пригорке, где кончается улица, стоят два двора, обнесенные добротным саманным дувалом. Вокруг усадьбы возвышаются тополя. Это наши дома. С давних пор живут по соседству две наши семьи. Я сам - из Большого дома. У меня два брата, оба они старше меня, оба холостые, оба ушли на фронт, и давно уже нет от них никаких вестей.

Отец мой, старый плотник, с рассветом совершал намаз и уходил на общий двор, в плотницкую. Возвращался он уже поздним вечером.

Дома оставались мать и сестренка.

В соседнем дворе, или, как называют его в аиле, в Малом доме, живут наши близкие родственники. Не то наши прадеды, не то наши прапрадеды были родными братьями, но я называю их близкими потому, что жили мы одной семьей. Так повелось у нас еще со времен кочевья, когда деды наши вместе разбивали стойбища, вместе гуртовали скот. Эту традицию сохранили и мы. Когда в аил пришла коллективизация, отцы наши построились по соседству. Да и не только мы, а вся Аральская улица, протянувшаяся вдоль аила в междуречье, - наши одноплеменники, все мы из одного рода.

Вскоре после коллективизации умер хозяин Малого дома. Жена его осталась с двумя малолетними сыновьями. По старому обычаю родового адата, которого тогда еще придерживались в аиле, нельзя выпускать на сторону вдову с сыновьями, и наши одноплеменники женили на ней моего отца. К этому его обязывал долг перед духами предков - ведь он доводился покойному самым близким родственником.

Так появилась у нас вторая семья. Малый дом считался самостоятельным хозяйством: со своей усадьбой, со своим скотом, но, по существу, мы жили вместе.

Малый дом тоже проводил в армию двух сыновей. Старший, Садык, ушел вскоре после того, как женился. От них мы получали письма - правда, с большими перерывами.

В Малом доме остались мать, которую я называл "кичи-апа" - младшей матерью, и ее невестка - жена Садыка. Обе они с утра до вечера работали в колхозе. Моя младшая мать, добрая, покладистая, безобидная женщина, в работе не отставала от молодых, будь то рытье арыков или поливы, - словом, прочно держала в руках кетмень. Судьба словно в награду послала ей работящую невестку. Джамиля была под стать матери - неутомимая, сноровистая, только вот характером немного иная.

Я горячо любил Джамилю. И она любила меня. Мы очень дружили, но не смели друг друга называть по имени. Будь мы из разных семей, я бы, конечно, звал ее Джамиля. Но я называл ее "джене", как жену старшего брата, а она меня "кичине бала" - маленьким мальчиком, хотя я вовсе не был маленьким и разница у нас в годах совсем невелика. Но так уж заведено в аилах: невестки называют младших братьев мужа "кичине бала" или "мой кайни".

Домашним хозяйством обоих дворов занималась моя мать. Помогала ей сестренка, смешная девочка с ниточками в косичках. Мне никогда не забыть, как усердно она работала в те трудные дни. Это она пасла за огородами ягнят и телят обоих дворов, это она собирала кизяк и хворост, чтобы всегда было в доме топливо, это она, моя курносая сестренка, скрашивала одиночество матери, отвлекая ее от мрачных дум о сыновьях, пропавших без вести.

Согласием и достатком в доме наше большое семейство обязано моей матери. Она полновластная хозяйка обоих дворов, хранительница семейного очага. Совсем молоденькой вошла она в семью наших дедов-кочевников и потом свято чтила их память, управляя семьями по всей справедливости. В аиле с ней считались как с самой почтенной, совестливой и умудренной опытом хозяйкой. Всем в доме ведала мать. Отца, по правде говоря, жители аила не признавали главой семьи. Не раз приходилось слышать, как люди по какому-либо поводу говорили: "Э-э, да ты лучше не иди к устаке, - так почтительно у нас называют мастеровых людей, - он только и знает, что свой топор. У них старшая мать всему голова - вот к ней и иди, так оно вернее будет..."

Надо сказать, что я, несмотря на свою молодость, частенько вмешивался в хозяйственные дела. Это было возможно только потому, что старшие братья ушли воевать. И меня чаще в шутку, а порой и серьезно называли джигитом двух семей, защитником и кормильцем. Я гордился этим, и чувство ответственности не покидало меня. К тому же мать поощряла мою самостоятельность. Ей хотелось, чтобы я был хозяйственным и смекалистым, а не таким, как отец, который день-деньской молча строгает и пилит.

Так вот, я остановил бричку возле дома в тени под вербой, ослабил постромки и, направляясь к воротам, увидел во дворе нашего бригадира Орозмата. Он сидел на лошади, как всегда, с подвязанным к седлу костылем. Рядом с ним стояла мать. Они о чем-то спорили. Подойдя ближе, я услышал голос матери:

Не быть этому! Побойся бога, где это видано, чтобы женщина возила мешки на бричке? Нет, малый, оставь мою невестку в покое, пусть она работает, как работала. И так света белого не вижу, ну-ка, попробуй управься в двух дворах! Ладно еще, дочка подросла... Уж неделю разогнуться не могу, поясницу ломит, словно кошму валяла, а кукуруза вон томится - воды ждет! - запальчиво говорила она, то и дело засовывая конец тюрбана за ворот платья. Она делала это обычно, когда сердилась.

Ну что вы за человек! - проговорил в отчаянии Орозмат, покачнувшись в седле. - Да если бы у меня нога была, а не вот этот обрубок, разве стал бы я вас просить? Да лучше бы я сам, как бывало, накидал мешки в бричку и погнал лошадей!.. Не женская это работа, знаю, да где взять мужчин-то?.. Вот и решили солдаток упросить. Вы своей невестке запрещаете, а нас начальство последними словами кроет... Солдатам хлеб нужен, а мы план срываем. Как же так, куда это годится?

Я подходил к ним, волоча по земле кнут, и, когда бригадир заметил меня, он необычайно обрадовался - видно, его осенила какая-то мысль.

Ну, если вы так уж боитесь за свою невестку, то вот ее кайни, - с радостью указал он на меня, - никому не позволит близко к ней подойти. Уж можете не сомневаться! Сеит у нас молодец. Эти вот ребятки - кормильцы наши, только они и выручают...

Мать не дала бригадиру договорить.

Ой, да на кого же ты похож, бродяга ты! - запричитала она. - А волосы-то, зарос весь космами... Отец-то наш тоже хорош, побрить голову сыну время никак не найдет...

Ну вот и ладно, пусть сынок побалуется сегодня у стариков, голову побреет, - ловко подхватил Орозмат в тон матери. - Сеит, оставайся сегодня дома, лошадей подкорми, а завтра с утра дадим Джамиле бричку: будете вместе работать. Смотри у меня, отвечать будешь за нее. Да вы не тревожьтесь, байбиче, Сеит не даст ее в обиду. И если уж на то пошло, отправлю с ними Данияра. Вы ж его знаете: безобидный такой малый... ну, тот, что недавно с фронта вернулся. Вот и будут втроем на станцию зерно возить, кто ж посмеет тогда тронуть вашу невестку? Верно ведь, Сеит? Ты так думаешь, вот хотим Джамилю возницей поставить, да мать не соглашается, уговори ты ее.

Мне польстила похвала бригадира и то, что он советуется со мной, как со взрослым человеком. К тому же я сразу представил себе, как будет хорошо вместе с Джамилей ездить на станцию. И, сделав серьезное лицо, я сказал матери:

Ничего ей не сделается. Что, ее волки съедят, что ли?

И, как завзятый ездовой, деловито сплюнув сквозь зубы, я поволок за собой кнут, степенно покачивая плечами.

Ишь ты! - изумилась мать и вроде бы обрадовалась, но тут же сердито прикрикнула: - Я вот тебе покажу волков, тебе-то откуда знать, умник какой нашелся!

А кому же знать, как не ему, он у вас джигит двух семейств, гордиться можете! - вступился за меня Орозмат, опасливо поглядывая на мать, как бы она опять не заупрямилась.

Но мать не возразила ему, только как-то сразу поникла и проговорила, тяжело вздохнув:

Какой уж там джигит, дитя еще, да и то день и ночь пропадает на работе... Джигиты-то наши ненаглядные бог знает где! Опустели наши дворы, точно брошенное стойбище...

Я уже отошел далеко и не расслышал, что еще говорила мать. На ходу хлестнул кнутом угол дома так, что пыль пошла, и, не ответив даже на улыбку сестренки, которая, прихлопывая ладошками, лепила во дворе кизяки, важно прошел под навес. Тут я присел на корточки и не спеша вымыл руки, поливая себе из кувшина. Войдя затем в комнату, я выпил чашку кислого молока, а вторую отнес на подоконник и принялся крошить туда хлеб.

Мать и Орозмат все еще были во дворе. Только они уже не спорили, а вели спокойный негромкий разговор. Должно быть, они говорили о моих братьях. Мать то и дело вытирала припухшие глаза рукавом платья и, задумчиво кивая головой в ответ на слова Орозмата, который, видно, утешал ее, смотрела затуманенным взором куда-то далеко-далеко, поверх деревьев, будто надеялась увидеть там своих сыновей.

Поддавшись печали, мать, кажется, согласилась на предложение бригадира. А он, довольный, что добился своего, стегнул лошадь камчой и выехал со двора быстрой иноходью.

Ни мать, ни я не подозревали, чем все это кончится.

Я нисколько не сомневался, что Джамиля управится с пароконной бричкой. Лошадей она знала, ведь Джамиля - дочь табунщика из горного аила Бакаир. Наш Садык тоже был табунщиком. Однажды весной на скачках он будто не сумел догнать Джамилю. Кто его знает, правда ли, но говорили, что после этого оскорбленный Садык похитил ее. Другие, впрочем, утверждали, что женились они по любви. Но как бы там ни было, а прожили они вместе всего четыре месяца. Потом началась война, и Садыка призвали в армию.

Не знаю, чем объяснить, может быть, оттого, что Джамиля с детства гоняла с отцом табуны, - она у него была одна, и за дочь и за сына, - но в характере у нее проявлялись какие-то мужские черты, что-то резкое, а порой даже грубоватое. И работала Джамиля напористо, с мужской хваткой. С соседками ладить умела, но если ее понапрасну задевали, никому не уступала в ругани, и бывали случаи, что и за волосы кое-кого таскала.

Соседи не раз приходили жаловаться:

Что это у вас за невестка такая? Без году неделя, как переступила порог, а языком так и молотит! Ни тебе уважения, ни тебе стыдливости!

Вот и хорошо, что она такая! - отвечала на это мать. - Невестка у нас любит правду в глаза говорить. Это лучше, чем скрытничать да исподтишка жалить. Ваши тихонями прикидываются, а такие вот тихони - что протухшие яйца: снаружи чисто и гладко, а внутри - нос заткни.

Отец и младшая мать никогда не обходились с Джамилей с той строгостью и придирчивостью, как это положено свекру и свекрови. Относились они к ней по-доброму, любили ее и желали только одного - чтобы она была верна богу и мужу.

Я понимал их. Проводив в армию четырех сыновей, в Джамиле, единственной невестке двух дворов, они находили утешение и потому так дорожили ею. Но я не понимал своей матери. Не такой она человек, чтобы просто любить кого-нибудь. У моей матери властный, суровый характер. Она жила по своим правилам и никогда не изменяла им. Каждый год с приходом весны она ставила во дворе и окуривала можжевельником нашу кочевую юрту, которую отец сладил еще в молодости. Она и нас воспитала в строгом трудолюбии и почтении к старшим. Она требовала от всех членов семьи беспрекословного подчинения.

А вот Джамиля с первых же дней, как пришла к нам, оказалась не такой, какой положено быть невестке. Правда, она уважала старших, слушалась их, но никогда не склоняла перед ними голову, зато и не язвила шепотком, отвернувшись в сторону, как другие молодухи. Она всегда прямо говорила то, что думала, и не боялась высказывать свои суждения. Мать часто поддерживала ее, соглашалась с ней, но всегда решающее слово оставляла за собой.

Мне кажется, что мать видела в Джамиле, в ее прямодушии и справедливости равного себе человека и втайне мечтала когда-нибудь поставить ее на свое место, сделать ее такой же властной хозяйкой, такой же байбиче, хранительницей семейного очага.


Кадр из фильма «Джамиля» (1968)

Шел третий год войны. Взрослых здоровых мужчин в аиле не было, и потому жену моего старшего брата Садыка (он также был на фронте), Джамилю, бригадир послал на чисто мужскую работу - возить зерно на станцию. А чтоб старшие не тревожились за невесту, направил вместе с ней меня, подростка. Да ещё сказал: пошлю с ними Данияра.

Джамиля была хороша собой - стройная, статная, с иссиня-черными миндале­видными глазами, неутомимая, сноровистая. С соседками ладить умела, но если её задевали, никому не уступала в ругани. Я горячо любил Джамилю. И она любила меня. Мне кажется, что и моя мать втайне мечтала когда-нибудь сделать её властной хозяйкой нашего семейства, жившего в согласии и достатке.

На току я встретил Данияра. Рассказывали, что в детстве он остался сиротой, года три мыкался по дворам, а потом подался к казахам в Чакмакскую степь. Раненая нога Данияра (он только вернулся с фронта) не сгибалась, потому и отправили его работать с нами. Он был замкнутым, и в аиле его считали человеком со странностями. Но в его молчаливой, угрюмой задумчивости таилось что-то такое, что мы не решались обходиться с ним запанибрата.

А Джамиля, так уж повелось, или смеялась над ним, или вовсе не обращала на него внимания. Не каждый бы стал терпеть её выходки, но Данияр смотрел на хохочущую Джамилю с угрюмым восхищением.

Однако наши проделки с Джамилей окончились однажды печально. Среди мешков был один огромный, на семь пудов, и мы управлялись с ним вдвоем. И как-то на току мы свалили этот мешок в бричку напарника. На станции Данияр озабоченно разглядывал чудовищный груз, но, заметив, как усмехнулась Джамиля, взвалил мешок на спину и пошел. Джамиля догнала его: «Брось мешок, я же пошутила!» - «Уйди!» - твердо сказал он и пошел по трапу, все сильнее припадая на раненую ногу… Вокруг наступила мертвая тишина. «Бросай!» - закричали люди. «Нет, он не бросит!» - убежденно прошептал кто-то.

Весь следующий день Данияр держался ровно и молчаливо. Возвращались со станции поздно. Неожиданно он запел. Меня поразило, какой страстью, каким горением была насыщена мелодия. И мне вдруг стали понятны его странности: мечтательность, любовь к одиночеству, молчаливость. Песни Данияра всполошили мою душу. А как изменилась Джамиля!

Каждый раз, когда ночью мы возвращались в аил, я замечал, как Джамиля, потрясенная и растроганная этим пением, все ближе подходила к бричке и медленно тянула к Данияру руку… а потом опускала её. Я видел, как что-то копилось и созревало в её душе, требуя выхода. И она страшилась этого.

Однажды мы, как обычно, ехали со станции. И когда голос Данияра начал снова набирать высоту, Джамиля села рядом и легонько прислонилась головой к его плечу. Тихая, робкая… Песня неожиданно оборвалась. Это Джамиля порывисто обняла его, но тут же спрыгнула с брички и, едва сдерживая слезы, резко сказала: «Не смотри на меня, езжай!»

И был вечер на току, когда я сквозь сон увидел, как с реки пришла Джамиля, села рядом с Данияром и припала к нему. «Джамилям, Джамалтай!» - шептал Данияр, называя её самыми нежными казахскими и киргизскими именами.

Вскоре задул степняк, помутилось небо, пошли холодные дожди - предвестники снега. И я увидел Данияра, шагавшего с вещмешком, а рядом шла Джамиля, одной рукой держась за лямку его мешка.

Сколько разговоров и пересудов было в аиле! Женщины наперебой осуждали Джамилю: уйти из такой семьи! с голодранцем! Может быть, только я один не осуждал её.

Пересказала

Чингиз Торекулович Айтматов. Джамиля

Шел третий год войны. Взрослых здоровых мужчин в аиле не было, и потому жену моего старшего брата Садыка (он также был на фронте), Джамилю, бригадир послал на чисто мужскую работу - возить зерно на станцию. А чтоб старшие не тревожились за невесту, направил вместе с ней меня, подростка. Да ещё сказал: пошлю с ними Данияра.

Джамиля была хороша собой - стройная, статная, с иссиня-черными миндалевидными глазами, неутомимая, сноровистая. С соседками ладить умела, но если её задевали, никому не уступала в ругани. Я горячо любил Джамилю. И она любила меня. Мне кажется, что и моя мать втайне мечтала когда-нибудь сделать её властной хозяйкой нашего семейства, жившего в согласии и достатке.

На току я встретил Данияра. Рассказывали, что в детстве он остался сиротой, года три мыкался по дворам, а потом подался к казахам в Чакмакскую степь. Раненая нога Данияра (он только вернулся с фронта) не сгибалась, потому и отправили его работать с нами. Он был замкнутым, и в аиле его считали человеком со странностями. Но в его молчаливой, угрюмой задумчивости таилось что-то такое, что мы не решались обходиться с ним запанибрата.

А Джамиля, так уж повелось, или смеялась над ним, или вовсе не обращала на него внимания. Не каждый бы стал терпеть её выходки, но Данияр смотрел на хохочущую Джамилю с угрюмым восхищением.

Однако наши проделки с Джамилей окончились однажды печально. Среди мешков был один огромный, на семь пудов, и мы управлялись с ним вдвоем. И как-то на току мы свалили этот мешок в бричку напарника. На станции Данияр озабоченно разглядывал чудовищный груз, но, заметив, как усмехнулась Джамиля, взвалил мешок на спину и пошел. Джамиля догнала его: «Брось мешок, я же пошутила!» - «Уйди!» - твердо сказал он и пошел по трапу, все сильнее припадая на раненую ногу… Вокруг наступила мертвая тишина. «Бросай!» - закричали люди. «Нет, он не бросит!» - убежденно прошептал кто-то.

Весь следующий день Данияр держался ровно и молчаливо. Возвращались со станции поздно. Неожиданно он запел. Меня поразило, какой страстью, каким горением была насыщена мелодия. И мне вдруг стали понятны его странности: мечтательность, любовь к одиночеству, молчаливость. Песни Данияра всполошили мою душу. А как изменилась Джамиля!

Каждый раз, когда ночью мы возвращались в аил, я замечал, как Джамиля, потрясенная и растроганная этим пением, все ближе подходила к бричке и медленно тянула к Данияру руку… а потом опускала её. Я видел, как что-то копилось и созревало в её душе, требуя выхода. И она страшилась этого.

Однажды мы, как обычно, ехали со станции. И когда голос Данияра начал снова набирать высоту, Джамиля села рядом и легонько прислонилась головой к его плечу. Тихая, робкая… Песня неожиданно оборвалась. Это Джамиля порывисто обняла его, но тут же спрыгнула с брички и, едва сдерживая слезы, резко сказала: «Не смотри на меня, езжай!»

И был вечер на току, когда я сквозь сон увидел, как с реки пришла Джамиля, села рядом с Данияром и припала к нему. «Джамилям, Джамалтай!» - шептал Данияр, называя её самыми нежными казахскими и киргизскими именами.

Вскоре задул степняк, помутилось небо, пошли холодные дожди - предвестники снега. И я увидел Данияра, шагавшего с вещмешком, а рядом шла Джамиля, одной рукой держась за лямку его мешка.

Сколько разговоров и пересудов было в аиле! Женщины наперебой осуждали Джамилю: уйти из такой семьи! с голодранцем! Может быть, только я один не осуждал её.

И. Н. Слюсарева

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://briefly.ru/

Первоначально повесть «Джамиля» Чингиза Айтматова называлась «Обон», то есть «Мелодия». Действительно, музыка в ней - главный смыслобразующий элемент.

Перефразируя Ницше, назвавшего свою книгу «Рождение трагедии из духа музыки», о повести Айтматова можно сказать как о рождении любви из музыки. А сам кыргызский писатель был редким даже среди людей, приверженных духом и душой именно к музыке, звуку, полифонии, контрапункту.

В повести и Джамиля, и Сейит влюбляются в угрюмого, нелюдимого Данияра - ведь он так прекрасно поет! Поет о земле, о родине, о красоте. Но песня Данияра ими воспринимается как голос его внутреннего мира, манифестация его личностных качеств, как сигнал вовне. И этот сигнал с большой готовностью воспринимается обоими. Вместе с тем Айтматов организует структуру повести так, что читатель почти ничего не знает, что думает о Джамиле Данияр, а она о нем. Мы наблюдаем за происходящим с одной только точки зрения, видим все глазами Сейита, которому отведена роль некоего хора в древнегреческой трагедии, если использовать понятия театральной эстетики. В этой связи вспоминается тонкое наблюдение того же Ницше, полагавшего, что именно хор, то есть музыка, «равная по своей силе самому Гераклу», служит основным способом выражения авторской мысли в античном греческом театре.

Тут мне хочется поразмыслить о том, что значила музыка вообще для Айтматова. А значила она очень многое, хотя по моим личным наблюдениям, писатель не казался никак меломаном, рыдающим над хроматизмами Листа и Шуберта или Патетической симфонии Чайковского. Вообще, я поостерегся бы называть его знатоком музыкальной классики. Так сложилось его детство, так сложилась его жизнь. Но музыка проникала в его душу весьма своеобразным способом: он улавливал ее глубинную суть как бы с лёту, ухватывая из ее тонко организованной структуры именно то, что было нужно ему.

Мне кажется, что само литературное мышление Айтматова было организовано очень музыкально, почти по закону контрапункта. Вместе с тем, назвать это мышление сонатным, например, было бы явным упрощением, хотя кто осмелится заявить, что «Аппассионата» Бетховена или его же «Буря» - это простые по структуре произведения?

В текстах Айтматова, как в контрапункте, действуют несколько героев, чьи жизненные интересы или позиции (голоса) и поведенческие модели изначально разнонаправленны, потому и конфликтогенны. Но они обычно связаны друг с другом так плотно, а пространственно–временные пласты накладываются один на другой так, что образуют взаимодополняющее торжество разных элементов – голосов. Поэтому айтматовские романы ­­– это настоящие симфонии, и абсолютно прав был выдающийся кыргызский эстет Азиз Салиев, определивший природу таланта Айтматова как «бетховенскую».

А выдающийся русский критик Юрий Суровцев назвал композицию романа «И дольше века длится день» как контрапунктическую (контрапункт -одновременное сочетание двух или более самостоятельных мелодических голосов в музыке). Неслучайно поэтому, что по айтматовским текстам написаны и балеты. Например, балет «Асель» Владимира Власова поставлен в Большом театре в Москве еще в 70-е годы, Калый Молдобасанов написал балет-ораторию «Материнское поле», на языке музыки прозвучали и «Белый пароход», и Легенда о Манкурте и т. д.

В публицистическом наследии Айтматова есть несколько интересных материалов о музыкантах. Например, он оставил очень трогательный портрет–воспоминание о великом Дмитрии Шостаковиче, который очень любил повести кыргызского прозаика. Есть заметка о Стравинском, который, как писал Чингиз Торекулович, всегда интересовался и профессионально увлекался простыми по форме, но глубокими по содержанию народными мелодиями.

Помню как мы, кыргызская официальная делегация, в составе которой был и Чингиз Торекулович, посетили Стокгольмскую оперу во время государственного визита в Швецию и слушали бессмертную «Кармен». Между прочим я заметил, что писателю эта классическая опера в новаторской постановке Януса Педерсена не очень понравилась. Мне кажется, опера не была его страстью, балет, возможно, был ему ближе.

Но вернемся к «Джамиле», в которой Айтматов принес много дани именно музыке. В повести юный Сейит станет свидетелем, невольным соглядатаем взаимоотношений угрюмого и молчаливого фронтовика Данияра и веселой и жизнерадостной снохи, к которой он испытывает еще по-детски нежные чувства. А после побега возлюбленных он впадает в безотчетную тоску, чувствует невероятное опустошение. Что-то надо предпринимать, чем-то заглушить эту тоску и насполнить эту душевную пропасть. И он решает воспеть эту историю двух людей, воспроизвести ее в красках, стать художником. Это с одной стороны.

С другой, юношу отделяет от Джамили невидимая стена близкородственных связей, и он вынужден балансировать на лезвии ножа, тонкой грани, испытывая приступы смутного влечения, ревности и стыда. Тонко чувствуя это обстоятельство писатель такие сложные душевные движения героя целомудренно оставляет без подробного описания - он отдает предпочтение исключительно поэтической символике, интуитивным ощущениям, создавая дискурс недосказанности и нераскрытого контекста, хотя в конце повести Сейит все-таки решается назвать уходящую с Данияром Джамилю «любимой». Фрейд назвал бы это состояние «перверзными душевными движениями», то есть страданиями, причиняемыми определенными физиологическими симптомами.

«Я впервые почувствовал тогда, - исповедуется лирический герой, - как проснулось во мне что-то новое, чего я еще не умел назвать, но это было что-то неодолимое, это была потребность выразить себя. Да, выразить, не только самому видеть и ощущать мир, но и донести до других свое видение, свои думы и ощущения, рассказать людям о красоте нашей земли так же вдохновенно, как умел это делать Данияр . Я замирал от безотчетного страха и радости перед чем-то неизвестным. Но я тогда еще не понимал, что мне нужно взять в руки кисть.

…Мной овладело то самое непонятное волнение, которое всегда приходило с песнями Данияра. И вдруг мне стало ясно, чего я хочу. Я хочу нарисовать их ».

И Айтматов нарисовал. Нарисовал свою Мону Лизу. Все это у него зародилось из духа музыки.

Нельзя сказать, что в повести описана какая-то совершенно исключительная жизненная ситуация, что уход женщины от нелюбимого мужа среди кыргызов является чем-то из ряда вон. Все было и есть. Но жизнь Джамили - это драма, а точнее, трагедия сильной, наделенной богатым душевным и физическим здоровьем женщины, только-только начинающей осознавать суть человеческого бытия и вкус жизни.

Всемирно известный русский литературовед Виктор Шкловский в своей книге «Художественная проза. Размышления и разборы», говоря о жизни толстовских героинь, тонко замечал: «В Анне Карениной нет ничего необыкновенного, но она одарена всем как бы чрезмерно; она - человек в его полной сущности, и именно это делает ее любовь трагической. Кроме полноты жизненности Анна ни в чем не виновата...

Наташа Ростова тоже охарактеризована тем, что ей дано слишком много, это должно ей принести несчастье.

Анна Каренина обыкновенна, воспитана, в ней нет ничего уклоняющегося от обычного, но она настолько сильна, что сламывает это обычное; ее несчастье типично, как трагедия полноценности».

Смею утверждать, что это наблюдение верно и по отношению к Джамиле, но с одним важным дополнением: этот образ далеко не такой одномерный, как кажется, он имеет минимум еще один дополнительный ракурс для более полного рассмотрения. Джамиля – вовсе не светская дама, следящая за каждым своим движением и скованная строгими правилами светской жизни, а женщина, воспитанная в духе кыргызского традиционного эпикурейства. С другой стороны, у нее есть одно важное преимущество - природный слух к слову, музыке, услышанной в невероятном контексте – на фоне величественных гор и степей.

В этом смысле можно только сожалеть, что никто еще не пробовал послушать, например, «Серенаду Хаффнера» Моцарта или 5-ю симфонию Малера под звездами и в окружении гор Тянь-Шаня. Правда, есть один уникальный пример, но в кинематографе: в фильме Стэнли Кубрика «Космическая одиссея 2001» классический вальс Иоганна Штрауса звучит на фоне бесконечного космоса и мириад звезд. И звучит божественно. «Так сказал Заратустра» Рихарда Штрауса тоже раздается на фоне какого-то лунного ландшафта и циклопических каменных глыб. Ощущение поистине невероятное.

Итак, можно сказать, что музыка способна переломить судьбу и подтолкнуть человека к реальному действию в жизни? Айтматов говорит, что может. А если кто-то осмеливаются на какой-либо жизненный шаг или поступок из-за музыки или не в последнюю очередь из-за нее, то он, надо полагать, поистине является сверхчеловеком - высочайшего духа и подлинной свободы.

«Любовь включает в себя все, что дано природой, звездами, Космосом. Любовь - это симфония, точнее, мировая симфония”.

Это слова Айтматова.